В июле 1846-го, после начала американо-мексиканской войны, к побережью Мексиканской Калифорнии прибыл флот США. Высадившись на берег, американцы не обнаружили мексиканских войск, зато увидели странный флаг, на котором был изображен медведь гризли. Выяснилось, что уже три недели власть в регионе (вернее, в значительной его части) принадлежит независимой республике Калифорния, дружественной Соединенным Штатам и воюющей с Мексикой за свою независимость.

Поднял мятеж против правительства Мексики молодой исследователь и капитан армии США Джон Фримонт, за несколько месяцев до этого во главе 70 хорошо вооруженных «картографов» совершивший переход через пустыню Мохаве. К группе Фримонта присоединились и местные переселенцы из США, а также часть недовольных президентом Санта-Анной мексиканцев. Вместе им удалось захватить власть, благо мексиканскому президенту было не до калифорнийцев – на него обрушилась вся ярость юных Соединенных Штатов.

На севере самих США оппозиционно настроенные граждане видели в войне против Мексики происки рабовладельцев, которые хотели, по словам американского поэта Джеймса Лоуэлла, «Калифорнию оттяпать, чтобы рабство насадить, унижать вас тихой сапой, грабить и веревки вить». Оппозиция нагло клеветала – Фримонт рабовладельцем не был. Напротив, в будущем он станет звездой этой самой оппозиции, первым кандидатом в президенты от молодой Республиканской партии и первым политиком такого уровня, который выскажется за отмену рабства.

Но это все еще было впереди, а пока, для приличия посовещавшись с товарищами-революционерами, Фримонт сообщил американскому командованию, что быть вольными им надоело. Никем и никогда не признанная республика, просуществовав меньше месяца, упразднялась, ей на смену пришел штат Калифорния в составе США. Уступку этих территорий Мексика признает только через два года – после того, как американские войска возьмут Мехико. В результате войны Соединенные Штаты стали на треть больше, а Мексика потеряла половину своей территории.

Спор американцев меж собою

В декабре 1823-го, за четверть века до мексиканской войны, президент Джеймс Монро зачитывал свое ежегодное послание Конгрессу. Речь его была посвящена внешней политике США, а писал ее госсекретарь Джон Куинси Адамс – бывший посол в Петербурге и сын второго президента США. Тезисы Адамсу-младшему откровенно нашептывали из российского консульства, речь пестрит реверансами в адрес Петербурга, но в центре внимания госсекретаря была отнюдь не Россия. Испанская колониальная империя рушилась на глазах, и было очевидно, что скоро в Америке образуется множество новых независимых государств. Кроме того, Америка вступила в спор за землю Орегон, которая включала не только одноименный современный штат, но и весь северо-запад США, а также Британскую Колумбию (то есть западную часть современной Канады).

Изначально на территорию Орегона претендовали три страны – Россия, Британия и Испания. Впоследствии к ним присоединились США. Испанские претензии были выкуплены американцами. Русские, выторговав для себя выгодную границу, из спора выбыли, намереваясь столкнуть лбом Британию и молодые Штаты.

Речь Монро, если вкратце, сводилась к тому, что США не претендуют на уже существующие колонии, но если некая колония уже обрела суверенитет, то европейцы не имеют права вмешиваться в ее дела – это внутреннее дело американцев. То же касается и территорий пока что незаселенных, где границы еще не демаркированы. Между строк откровенно читалось: «Вмешиваться имеем право только мы, потому что у нас тут демократия, а вы – европейские тираны, руки прочь».

Выступление президента получило название Доктрины Монро. На принципах, заложенных в ней, по большему счету, до сих пор строится вся внешняя политика США, хотя саму доктрину официально оценили как ошибочную при президенте Обаме, а президент Адамс успел пожалеть о ней еще при жизни. Правда, теперь «зоной влияния» считается не американский континент, а чуть ли не вся планета. И в России, что видела в Штатах естественный противовес Британии в регионе, только через 70 лет поняли, что вырастили себе на голову.

«Так далеко от Бога, так близко к США»

Судьба США и Мексики в первой половине XIX века складывалась по-разному, причем в Мексике было куда как интереснее. После захвата Испании наполеоновскими войсками в 1808-м по всем колониям вспыхнули национально-освободительные восстания, подчас весьма успешные, но мексиканский истеблишмент сидел крепко и держал ситуацию под контролем – храбрый генерал Агустин Итурбиде бил мятежников везде, где успевал догнать.

В 1814-м, после поражения Наполеона, все должно было успокоиться, но в 1820 году в Мадриде произошла своя революция. Свергать короля не стали, но принудили ликвидировать майораты и прочие пережитки феодального строя, восстановить конституцию 1812 года и начать отбор земли у монастырей самой Матери – Римско-католической церкви. Сердце потомка конкистадоров и рьяного католика подобных надругательств не выдержало, и храбрый генерал Итурбиде захватил власть, провозгласив Мексиканскую империю с собою во главе. Территория у нового государства была более чем приличной – на севере оно граничило с Орегоном, на юге с Панамой.

Сначала Итурбиде был регентом, но, хорошо подумав, объявил себя императором Агустином I. Незадолго до этого регент произвел в чин генерала молодого (27 лет) и талантливого военного Антонио Лопеса де Санта-Анна. Будущий монарх сделал это зря, потому что через два года Санта-Анна во главе верных войск пришел в Мехико, чтобы свергнуть императора. Во имя стабильности и неминуемого народного счастья империя упразднялась, Мексика становилась республикой, а бывшее величество высылалось в Италию, правда, с приличным по тем временам содержанием. Спустя два года Агустин попытается вернуться и возглавить роялистский мятеж, но будет захвачен в плен и расстрелян.

Начавшуюся следом за этим эпоху переворотов не имеет смысла описывать подробно. Но отметим важный момент – всякий раз военную поддержку заговорщикам оказывал Санта-Анна, умудряясь одних и тех же людей сначала приводить к власти, а потом свергать, зачастую – по два раза. Исходя из жизненного принципа «Всегда быть вместе с победителями», этот Наполеон Запада (данное прозвище Санта-Анна выдумал для себя сам) наращивал свою власть после каждого переворота и в общей сложности побывал в президентском кресле 11 раз. Мексика же при этом стремительно теряла территории, и в 1824 году собственное государство образовали Соединенные Провинции Центральной Америки - нынешние Гватемала, Гондурас, Сальвадор, Никарагуа и Коста-Рика.

Санта-Анна был настолько самовлюблен, насколько бывают только латиноамериканские военные. Но, будучи откровенным диктатором, в душе оставался искренним либералом. Например, терпеть не мог рабство, которое в Мексике не без его участия запретили в 1829-м. Пытался по мере возможности отбирать земли у католической церкви и бороться за права простых людей. Но любое восстание топил в крови без всякой жалости. В общем, деятель был прогрессивный, но бестолковый.

В 1835 году Санта-Анна затеял реформу, которая должна была укрепить его власть еще больше, но затея привела к ряду мятежей в регионах. С большинством из них Наполеон Запада, будучи действительно способным военным, справился без труда, но обломал зубы о Техас. За Техас было кому заступиться.

Американское чудо

В США в то же самое время было заметно скучнее. Никто никого не свергал, лишь изредка народные избранники били друг другу лица прямо в Конгрессе и стрелялись на дуэлях вне его стен.

Еще во времена Американской Революции выделились два ярких политических центра – Массачусетс и Виргиния, которые теперь и «перетягивали одеяло». У этих центров были признанные лидеры – Джон Адамс и Томас Джефферсон, странная дружба-вражда которых продлилась более полувека. Возможно, та искренняя симпатия и взаимоуважение, которые непримиримые политически соперники питали друг другу, и не дали молодым Штатам пойти по пути Мексики. Умерли два отца-основателя в один день – 4 июля 1826 года, в 50-ю годовщину подписания Декларации Независимости, соавторами которой были. Продолжить их конфликт предстояло наследникам. Джон Куинси Адамс, как и его отец, остался президентом одного срока, проиграв перевыборы 1828 года новому лидеру джефферсонистов – генералу Эндрю Джексону, герою войны 1812 года с Британией (англичане тогда сожгли Белый дом, хотя канадцы настаивают, что Белый дом сожгли они).

Если есть какое-то одно слово, которым можно описать Америку первой половины XIX века, это «рост». Население удваивалось каждые 20 лет, ВВП – каждые 15. На Севере из-за обилия земли и недостатка рабочих рук активно внедряли механический труд – такой подход давал меньший урожай на акр, но больший на человеко-час, и в Европе, где земли вечно не хватало, был невозможен. Быстро рос и банковский сектор, на смену ремесленникам-мастерам приходило фабричное производство. Высокая механизация труда требовала высокого уровня образования, и к сороковым годам 90% (на Севере – 95%) белого населения страны умело читать и считать – в Европе таких цифр достигли к концу века, а в России эту задачу сумели решить только большевики. Юг слегка отставал по техническому развитию (хотя, к примеру, по скорости прокладки железных дорог Юг только Северу и уступал, будучи впереди всей остальной планеты), но там был свой драйвер экономики – хлопок, цены на который тоже удваивались примерно раз в десятилетие. Америка стала не только самым грамотным и технически продвинутым государством планеты, но и одним из самых населенных – из западных стран она уступала по этому показателю только России и Франции.

Естественно, для продолжения этого бурного роста нужна была земля, и со временем земли стало не хватать. Особенно на Юге, где все было распахано под табачные и хлопковые плантации. Придя к власти, генерал Джексон начал сгонять индейцев с их исконных территорий и поддерживать сепаратистские настроения в сопредельных державах. В первую очередь в Мексике. И в полном соответствии с Доктриной Монро, написанной его заклятым врагом Адамсом. Это еще одна особенность внутриамериканского спора: Север и Юг не брезговали «воровать» друг у друга идеи, если они пришлись им по вкусу.

Чаша с цикутой

«Как если бы человек проглотил дозу мышьяка, погибельную для его организма. Мексика отравит нас»

С 1825 года в Техасе (тогда еще – части Мексики) действовал закон, который откровенно потворствовал мигрантам из США. Землю им продавали за сущие копейки, позволяя платить в рассрочку, кроме того, поселенцы были освобождены от налогов на целых десять лет. Закон это был местный, но хорошо оплаченный лоббистами из соседней страны, а к чему это может привести, в Мехико догадались только в 1830-м, после чего любая иммиграция из Штатов в пограничные штаты Мексики была запрещена. Но к тому времени поток мигрантов было уже не остановить, и к середине 30-х годов в Техасе, занимающем территорию размером в две Испании, проживало 30 тысяч американцев и лишь около 7,5 тысяч мексиканцев, из которых далеко не все были лояльны режиму Санта-Анны. В Калифорнии тенденции были такими же, но превосходство «понаехавших» американцев над «понаехавшими чуть раньше» мексиканцами еще не было столь заметным.

В 1835-м в Техасе вспыхнул сепаратистский мятеж, который Санта-Анна по привычке попытался лично утопить в крови. Сперва это у него вроде бы получалось, и в техасском самосознании до сих пор занимает важное место битва при Аламо (примерно по таким же причинам русские помнят об обороне Брестской крепости), но в 1836 году «Наполеон Запада» получил жесткий контрудар от Сэма Хьюстона – бывшего губернатора штата Теннесси, а на тот момент техасского революционера и главнокомандующего революционной армией. США оказывали своим «революционерам» активную, но неформальную поддержку – тут и добровольцы со всего Юга, и оружие, купленное на деньги видных плантаторов, и сочувствие в газетах. На прямую военную поддержку Джексон пойти не мог – мешали Адамс и прочая «северная компания», засевшая в Конгрессе. Свой новый партийный проект они назвали «виги», намекая на то, что Джексон – тиран, да еще и похуже английских монархов (уточним, что партия Джексона называлась Демократической и существует до сих пор, а виги стали основой для республиканцев).

В итоге плененного Санта-Анну вывезли под охраной именно в США, где у него состоялся интереснейший диалог с Джексоном. Поговорить было о чем, благо – оба либералы в душе, но с откровенно диктаторскими замашками в случае мексиканца и явной склонностью к авторитаризму в случае американца. Билет на родину Санта-Анне предлагалось оплатить признанием независимости Техаса, так как аннексировать Техас Джексон пока что не мог, а все из-за проклятого Конгресса.

У Севера был свой интерес противиться активной экспансии на юг. В 1820-м они с Югом приняли Миссурийский компромисс в отношении Луизианской Покупки Томаса Джефферсона. А именно – огромную, но слабозаселенную Французскую Луизиану разделили на «территории», которые становились штатами только по достижении планки в 50 тысяч жителей, а в Союз включались только парой – один свободный штат и один рабовладельческий. Однако у Юга все равно образовалось преимущество в один штат (и два голоса в Сенате), зато более населенный Север имел большинство в палате представителей. Аннексия Техаса (при этом казалось очевидным, что делить такую махину придется на три–четыре штата) отправляла Компромисс на свалку истории: новые земли обязательно привлекут множество переселенцев, и буквально через поколение Юг начнет доминировать, тем более южане своих планов в этом смысле особо и не скрывали.

Кроме того, северяне опасались, что вместе с Техасом и его непокорным населением США приобретут и мексиканскую страсть к майданам и прочим переворотам. Бостонский поэт, политик и философ Р. У. Эмерсон так описывал чрезмерное поглощение мексиканских земель: «Как если бы человек проглотил дозу мышьяка, погибельную для его организма. Мексика отравит нас» (российские «коллеги» Эмерсона могли бы сформулировать то же самое как «можно вывести девушку из Украины, но не Украину из девушки», а украинские разразились бы речью о «ватных душах», «заполонивших» восток страны). Южан, у которых, казалось бы, к мексиканцам должно было быть больше претензий, вопрос «отравы» не волновал, но активное возмущение Севера заставило их сбавить обороты.

Голосуйте за войну, голод и эпидемии

В 1844-м в США прошла очередная президентская кампания и произошло несколько других важных событий. В частности, после долгих споров в состав Союза включили Техас, причем единым штатом, поскольку соблюсти Компромисс иначе не удалось бы. В президентское кресло тем временем рвался очередной уроженец солнечной Виргинии Джеймс Нокс Полк, само собой – демократ и соратник Джексона. Южан он соблазняет аннексией Нью-Мексико и Калифорнии, северян – решением старого приграничного спора с Канадой по принципу «Весь Орегон – или ничего, наши условия – или война».

Виги пытались сопротивляться. Вопрос с Орегоном Север решал сам, активно сплавляя туда колонизаторов, то есть действовал примерно по той же схеме, что и Юг в Техасе, но с той разницей, что в Орегоне на тот момент вообще никаких властей не было (тот же Фримонт, провозгласивший республику в Калифорнии, изначально шел туда уточнять границы и искать удобные сухопутные пути). А вот экспансия на южном направлении северян пугала. Из загашника даже достали старый (и, между прочим, южный – времен войны 1812 года) лозунг про то, что мистер Полк предлагает проголосовать за войну, голод и эпидемии.

У демократов с идеологией дела обстояли лучше. В 1845 году демократ Джон О'Салливан пишет статью «Аннексия», которая приветствует присоединение Техаса и Орегона. Концепция, предложенная в этой статье, творчески развивала принципы Доктрины Монро и получила имя Manifest Destiny (в классическом русском переводе – «Явное Предначертание»). Ее смысл в том, что Америке самой судьбой и божественным провидением предначертано простираться от Атлантического до Тихого океана. Разве же Господь хотел, чтобы США так и остались Союзом 13 колоний, узкой полоской на побережье Атлантики? Напротив, он хотел, чтобы Империя Свободы распространилась на весь Новый Свет. Эта идеологема, заложенная 170 лет назад, дожила до наших дней, именно из нее проистекает желание США распространять демократию американского типа всюду, куда они могут дотянуться.

Так американцы получили благородный повод для войны. Оставалось найти предлог. В апреле 1846-го состоялась пограничная стычка в Техасе, спровоцированная самими американцами, войска которых углубились на мексиканскую территорию. Погибли 16 американских солдат и один офицер. «Американская кровь пролилась на американской земле», – сокрушался президент Полк в Конгрессе. Виги же искренне пытались войну остановить. Молодой, высокий и нескладный сенатор от Иллинойса тряс картой и требовал, чтобы мистер Полк показал ему конкретное место, где состоялась стычка. Звали того иллинойсца Авраам Линкольн, но сделать он ничего не смог – Америка вступила в войну, одержала в той войне оглушительный триумф и отторгла у Мексики практически половину ее территорий.

Частично мистер Полк выполнил и обещание по Орегону, решив старый пограничный спор с Канадой и установив границу по 49-й параллели. Ни один другой президент ни до, ни после Полка не присоединял к Союзу столь огромные территории. Предначертанное исполнилось – Соединенные Штаты теперь простирались от океана до океана, и их континентальные очертания (за вычетом Аляски) с тех пор практически не менялись, хотя успех Фримонта в Калифорнии вдохновил ряд последователей, которые попытались провернуть такой же трюк в Центральной Америке и на Кубе. Остров Свободы должен был стать главным бриллиантом в короне южных штатов. Не повезло: испанцы ясно дали понять, что охотнее увидят остров затопленным, чем отданным американцам. Вероятно, со временем США все-таки смогли бы завладеть и Кубой, и другими территориями в Латинской Америке, да не успели – началась Гражданская война.

За исполненное пророчество и легкую победу над откровенно отсталой Мексикой Соединенным Штатам пришлось заплатить непомерную цену. Юг от победы над гордым Санта-Анной приобретал гораздо больше Севера, и хрупкий баланс между двумя секциями ушел в прошлое. Это сделало войну между Севером и Югом неизбежной, и американцы потеряли в той войне больше солдат, чем в любой другой со своим участием, заодно отбросив США в развитии на тридцать лет назад. Так исполнилось Предначертанное Судьбой, но счет судьба в итоге выставила чудовищный.