Возможности войны значительно расширились с появлением технологических новшеств, которые привносит каждая эпоха. Некоторые уверены, что война потеряла прежний облик и преобразилась. В XXI веке идея «гибридной войны» переросла в политическую одержимость и неофициально стала проблемой для военной стратегии США в противостоянии с набирающими силу игроками наподобие России, Китая и даже такими негосударственными организациями как ИГИЛ. Возможно, внешняя политика Америки действительно сейчас переживает не лучшие времена, но «гибридная война» представляет угрозу США лишь до той поры, пока значение этого явления будут продолжать преувеличивать. Избавившись от этой идеи, Америка могла бы разработать эффективную стратегию наподобие реформ бюджета и военного сотрудничества, чтобы бороться с имеющимися угрозами без ненужной горячности, не переоценивая значение чужой концепции.

Фрэнк Хоффман определяет «гибридную войну» как «особенное сочетание традиционного оружия, непоследовательной тактики, терроризма и преступного поведения, которое одновременно используется на поле боя для достижения политических целей [группы]». Несмотря на столь высокую популярность идеи среди политических аналитиков, гибридная война не содержит чего-то нового, ранее незнакомого международному сообществу, так как подобные конфликты ранее назывались «сложносоставными войнами».

К примеру, изнасилование и перемещение тысяч женщин боевиками ИГИЛ преподносится как компонент их гибридной стратегии. Однако, такое оружие, как геноцидные изнасилования, систематически применялось в Грязных войнах, в войне за независимость в Бангладеш и в бывшей Югославии. Видимо, современные технологии и информационные системы используются для выявления небольших отличий с целью оправдать новый слоган.

Но и эффект работы этих систем преувеличен. Сторонники «нового» концепта отмечают использование Россией «вежливых людей» при аннексировании Крыма. Как бы то ни было, условия, при которых Крым перешёл к России, инновационными или повлиявшими на будущее назвать нельзя. Фактически в Крыму победило большинство, среди которого были распространены пророссийские настроения, и этому способствовало наличие военной базы в Севастополе. Более того, присвоение территорий вряд ли говорит о новой тактике ведения войны, это больше напоминает современные операции с применением сил специальных сил, которые США проводят уже давно.

Америка приковывает внимание к новой концепции войн лишь для того, чтобы ввести ещё один термин. Агрессоры наподобие России и Китая могут хвастаться перед Западом своими блестящими новыми игрушками, с помощью которых в различных сферах достигают собственных целей, но в действительности в их поведении нет ничего принципиально нового, они используют традиционную и непоследовательную тактику предыдущих конфликтов. Америке следует воспринимать агрессоров не  как новаторов, а как талантливых стратегов, которые выдают старые алгоритмы ведения войны за нечто новое. Когда США избавятся от антиутопии и страха перед новым обликом войны, они поймут, что современные угрозы не так далеко отошли от истории.

Америка должна реорганизовать войска, чтобы справиться с потенциальными угрозами и достичь своих интересов в области порядка и безопасности. Угрозы могут исходить от кого угодно: от сверхдержав и от стран-изгоев. Как у мирового гегемона, у США должна быть потребность и способность встретить все эти угрозы, но для этого им нужна более адаптивная сила.

Сейчас лидерство – сохранение главенства Америки – самый выгодный и эффективный по уровню затрат способ, чтобы поддержать либеральный мировой порядок. Следует пересмотреть приоритеты военного бюджета США, чтобы воплотить эту масштабную стратегию в жизнь. Хотя современный бюджет (чуть более 600 миллиардов долларов) перекрывает затраты времён холодной войны и Второй мировой войны, направление основных денежных потоков отражает неправильное понимание сегодняшних угроз.

К примеру, США планируют потратить до 1,45 триллионов долларов на разработку технологий унифицированного ударного истребителя F-35, необходимость в котором отпала, а в процессе создания появилось множество проблем. Гораздо важнее инвестировать в развитие морских технологий, к примеру, в постройку кораблей береговой обороны, чтобы поддержать господство США в Тихом океане.

Вместо сокращения числа военнослужащих Америке следует увеличить число солдат в сухопутных войсках, чтобы обеспечить присутствие силы с целью предотвратить партизанские нападения неправительственных организаций и российских военных, которые проходят традиционную подготовку.

Инвестиции в армию, флот, силы специальных операций, негосударственные организации или в разведки – необходимы, чтобы США во всеоружии смогли встретить новые военные угрозы. Америке следует отойти от технократизма, перераспределить средства, направленные на осуществление ошибочных технологических программ, и инвестировать в области наподобие борьбы с различными угрозами и укрепление позиций за рубежом.

К примеру, в дополнение к финансированию флота и технологий, которые бы увеличили возможности разведки США в Тихом океане, Америка должна укрепить военные связи с государствами в районе Южно-Китайского моря, «по возможности разместив там войска или даже военные базы», чтобы оказывать твёрдое сопротивление экспансии Китая. Щедрая демонстрация силы не только предотвратит потенциальную революцию, но и позволит иностранным союзникам взять на себя часть расходов на поддержание мира в регионе.

В целом, весь ужас, с которым связано понятие «гибридная война», не существенен для внешней политики и безопасности США. Подобное обсуждение современных угроз искажает роль технологий и военной тактики, которые применяются в международном сообществе на самом деле. Разделив гибридную войну на составляющие, Америка сможет без труда подобрать нужную стратегию, с которой следует подойти к решению конфликта. Хотя Америке не следует ожидать появления серьёзных угроз своей безопасности, требуется всё же продолжить работу над сохранением мирового лидерства и уверенности в будущем за счёт пересмотра бюджета и укрепления связи с иностранными государствами.