Неудавшийся мятеж в Турции стал первым провалом военных в новейшей истории страны. Сейчас, когда эксперты ведут споры о причинах и последствиях неудачного путча, самое время вспомнить, как и когда сформировалась традиция военных переворотов на Ближнем Востоке, а также разобраться, в чем суть противостояния армейских кругов и гражданских властей в Турции и других государствах региона.

На Ближнем Востоке военные традиционно были уважаемым сословием в обществе и нередко выходили на авансцену политической истории. Речь идет не столько о полководцах, становившихся правителями, сколько о военных институтах. Так, египетские мамлюки, которые изначально были воинской кастой, захватили власть в стране и правили вплоть до завоевания Египта турками. Окончательно их буквально истребил Мухаммад Али в 1811 году. А в Османской империи янычары официально считались «рабами султана», но со временем превратились во влиятельный политический институт и были не без кровопролития ликвидированы Махмудом II в 1826-м.

Государство не может обойтись без вооруженных сил, но армия может представлять опасность для политической элиты, когда обретает социальную и экономическую самостоятельность. Янычары стали опасны для султана после того, как обзавелись хозяйствами и семьями. Из военных профессионалов мамлюки превратились в зажиточных землевладельцев. Армия обеспечивала победу на поле боя, но в мирное время могла стать источником проблем.

Одной из главных задач правителей было не дать армии как институту выйти за рамки своей основной обязанности — обеспечения безопасности государства. Военные, в свою очередь, нередко становились свидетелями утраты легитимности гражданских властей, связанной с провалами в экономике и внешней политике, и могли решить, что настала пора защищать государство от неудачливых лидеров.

Борьба султанов с военными сословиями на Ближнем Востоке продолжилась в новое время. Как и прежде, она была связана с вопросами легитимности власти и контролем над военными в мирное время.

Путчи представляют собой едва ли не единственный возможный способ прихода к власти военных и обретения ими статуса правящего класса. Отдельно следует выделить перевороты, в которых одни военные свергали других, осуществляя в некотором смысле ротацию кадров — процесс также важный в иерархических армейских структурах, не знающих демократических процедур. В качестве примера можно привести Сирию, где в 1950-1970 годах произошло несколько переворотов, в ходе которых одни офицеры смещали других. Также особняком стоят перевороты, которые военные устраивали для регулирования пошатнувшегося баланса сил в стране, как это происходило прежде в Турции.

Самым богатым на военные перевороты на Ближнем Востоке стал период 1950-1960 годов — время освобождения стран региона от колониальной зависимости. Первым и наиболее известным переворотом военных была революция «Свободных офицеров» 1952 года под руководством Гамаля Насера. Насер и его товарищи не были офицерами высшего звена — сам Насер носил погоны подполковника, остальные путчисты были преимущественно майорами. Анализируя другие перевороты, можно сказать, что именно средний офицерский состав является самой революционно активной группой: он наиболее многочислен, весьма амбициозен и не имеет убаюкивающих генеральских привилегий. За подполковниками и майорами труднее уследить спецслужбам, стоящим на защите режима. Революционную пассивность генералов можно объяснить тем, что высший командный состав обычно включен в политический истеблишмент и потому зачастую не хочет ничего менять в политической системе. Впрочем, генералы революционным майорам тоже были нужны — египетские путчисты сделали формальным лидером революции генерала Нагиба, человека известного в народе и необходимого для придания легитимности перевороту. Но Нагиб был скорее свадебным генералом — подготовкой и реализацией переворота занимались Насер и его майоры.

Египетский переворот 1952 года сводился к быстрому захвату ключевых объектов в столице страны и аресту представителей политической элиты. Важным был также и фон, на котором происходил переворот: Египет переживал трудный период политической нестабильности, усугубленный рядом внутренних и внешних факторов, таких как поражение в первой арабо-израильской войне. Авторитет монарха был невысок, и нет ничего удивительного в том, что на его защиту никто не встал. Крайне важным было и время переворота — ночь, наилучшим образом подходящее для акций, не требующих участия народных масс. Поэтому народные революции лучше делать днем или вечером, а военные перевороты — глубокой ночью или под утро, когда большая часть населения спит.

Интересным можно назвать переворот в Ираке 1958 года. Фон похож на египетский: недовольство населения правлением монарха, а также членством Ирака в «Багдадском пакте», созданном США и Великобританией, незадолго до этого напавшей на Египет в ходе Суэцкого кризиса. Во главе переворота стояли полковник Касем и генерал Ареф, действовавшие практически по египетскому сценарию, захватив в ночь на 14 июля телеграф, радиоцентр и президентский дворец. Однако иракский переворот был более кровавым: египтяне отпустили короля, а иракцы расстреляли всю королевскую семью и премьер-министра.

Бескровным и быстрым получился переворот у другого военного путчиста — Муаммара Каддафи. Пожилой король находился за границей, когда 1 сентября 1969 года военные заняли ключевые объекты в Триполи и Бенгази. Каддафи был самым молодым из всех лидеров ближневосточных путчей — на момент переворота ему было 27 лет, и он имел звание всего лишь капитана. Существует версия, согласно которой на 15 сентября переворот запланировали ливийские полковники, и Каддафи решил опередить старших товарищей.

Все эти перевороты, к которым можно еще добавить сирийский 1963 года и алжирский 1965-го, привели к тому, что военные стали основой правящего класса и сохраняли свои позиции на протяжении всего ХХ века.

Военные режимы сыграли важную роль в модернизации стран Ближнего Востока, но со временем деградировали, превратившись в олигархические. Генералы после отставки занимали высокие административные посты, армия становилась крупным собственником. Неудивительно, что увлеченная политикой армейская элита умудрялась проигрывать войны. После 2000-х, несмотря на сохранение элитарного статуса, военные уже не были единственным образованным и организованным сообществом в стране; развитие гражданских институтов, появление новых информационных технологий, рост числа амбициозной молодежи — все это вело к постепенной утрате представления об армии как о наиболее продвинутой части населения. Однако «арабская весна», с которой было связано столько надежд на социальные перемены, не смогла обеспечить перехода от военного управления к гражданскому. Наоборот, образовавшийся хаос и отсутствие воли у политических деятелей дали новый шанс военным. В Египте они вернули власть после неудач «Братьев-мусульман», в Ливии все идет к тому, что единственной панацеей от племенного хаоса станет новый военный диктатор — генерал Хафтар.

Турция тоже долгое время оставалась политическим заложником собственных вооруженных сил. Но в сравнении с арабскими странами ситуация выглядела несколько иной — военный элемент был встроен в основание Турецкой Республики с момента ее появления. Ататюрк, сам обретший легитимность на поле боя в борьбе за независимость, обозначил особую роль вооруженных сил в становлении и развитии государства. Фактически на турецкую армию была возложена роль смотрящего за реализацией идей Ататюрка.

Вмешательство армии в политику страны имело место четырежды — в 1960-м, 1971-м, 1980-м и 1997 годах —и не приводило к тому, что военные занимали руководящие посты государства. В ходе переворотов военные перетряхивали политическую систему, убирали те элементы, которые не соответствовали их представлению о секулярном национальном государстве, и через некоторое время возвращали власть гражданским. Подобная структура имела свои преимущества: военные, находясь в тени, не несли формальной ответственности за неудачи гражданских политиков и не подвергали рискам сам институт армии. Недостатком такой системы было то, что гражданские могли рано или поздно выйти за очерченные рамки, обрести силу и ограничить полномочия военных — что в итоге и произошло. Ключевыми моментами в сложной истории отношений президента Эрдогана и армейских кругов можно назвать дело «Эргенекон», которое завершилось чистками в вооруженных силах, и конституционный референдум 2010-го, приведший к ограничению возможности военных влиять на политическую жизнь Турции.

Несмотря на то что военные были ослаблены и разобщены, их значение в последние годы снова стало расти по причине возникновения двух важных угроз для государства: одна из них связана с Сирией и Ираком, другая — с курдской проблемой на юго-востоке Турции.

Казалось, наступает время для нового военного вмешательства. С 2013-го Турция находится в состоянии турбулентности: волнения в парке Гези, коррупционный скандал, ухудшение ситуации в турецком Курдистане, парламентский кризис 2015-го, проблемы в отношениях с Россией, США и ЕС, серия громких терактов в крупных городах, странный уход премьер-министра Давутоглу… Кризис — идеальное время для путча. Интересно, что сообщения в СМИ о возможности военного переворота стали появляться еще зимой-весной 2016 года. В марте военные были вынуждены сделать заявление: слухи о возможном перевороте не соответствуют действительности. Однако уже 15 июля часть из них вышли на улицы Стамбула и Анкары для того, чтобы свергнуть власть.

Спустя несколько дней после событий появилось немало версий причин, по которым турецкий путч провалился. Была ли это хитрая инсценировка Эрдогана или военных просто подставили — не так важно. Не будем вдаваться в подробности, считать танки и самолеты, упрекать военных в глупости или плохой подготовке. В сухом остатке есть провалившийся переворот, подобный тем, что неоднократно случались в долгой истории отношений султанов и янычар. Но нет сомнений, что этот провал станет еще одним шагом к ослаблению турецкой армии как политического института. Масштаб репрессий трудно предсказать, но можно быть уверенным в дальнейших действиях властей, направленных на сокращение влияния военных на политическую и экономическую жизнь страны. Турция продемонстрировала всему Ближнему Востоку возможность выхода из фазы военно-политической монополии.

Впрочем, все не так оптимистично, как кажется на первый взгляд. Султан одолел янычар, но эта победа может стать пирровой — с учетом того, что ни курдский, ни сирийский вопросы с турецкой повестки дня не сняты. В истории отношений между военными и гражданскими победа последних в борьбе за политическое влияние в стране нередко сменялась поражениями в войнах. Так, после радости ликвидации янычарского корпуса в 1826-м была горечь поражения в русско-турецкой войне 1828-1829 годов.